Неточные совпадения
Слово «
народ» было удивительно емким, оно вмещало самые
разнообразные чувства.
Однажды, около полудня, шли по деревянным тротуарам на Выборгской стороне два господина; сзади их тихо ехала коляска. Один из них был Штольц, другой — его приятель, литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами. Они поравнялись с церковью; обедня кончилась, и
народ повалил на улицу; впереди всех нищие. Коллекция их была большая и
разнообразная.
По улицам, прохладным и влажным еще с левой стороны, в тени, и высохшим посередине, не переставая гремели по мостовой тяжелые воза ломовых, дребезжали пролетки, и звенели конки. Со всех сторон дрожал воздух от
разнообразного звона и гула колоколов, призывающих
народ к присутствованию при таком же служении, какое совершалось теперь в тюрьме. И разряженный
народ расходился каждый по своему приходу.
«Комплот демократических социалистов, маскирующихся патриотизмом, встречается повсюду, и здесь он группируется из чрезвычайно
разнообразных элементов, и что всего вредоноснее, так это то, что в этом комплоте уже в значительной степени участвует духовенство — элемент чрезвычайно близкий к
народу и потому самый опасный.
А между тем как человеку женатому и с детьми невозможно продолжать понимать жизнь так же, как он понимал ее, будучи ребенком, так и человечеству нельзя уже, при совершившихся
разнообразных изменениях: и густоты населения, и установившегося общения между разными
народами, и усовершенствования способов борьбы с природой, и накопления знаний, — продолжать понимать жизнь попрежнему, а необходимо установить новое жизнепонимание, из которого и вытекла бы и деятельность, соответствующая тому новому состоянию, в которое оно вступило или вступает.
Пароход шипел и вздрагивал, подваливая бортом к конторке, усеянной ярко одетой толпой
народа, и Фоме казалось, что он видит среди
разнообразных лиц и фигур кого-то знакомого, кто как будто все прячется за спины других, но не сводит с него глаз.
Ставши под покровом официальных распоряжений, он смело карал то, что и так отодвигалось на задний план
разнообразными реформами, уже приказанными и произведенными; но он не касался того, что было действительно дурно — не для успеха государственной реформы, а для удобств жизни самого
народа.
Материал этот не был
разнообразнее, чем в предыдущую полосу. Конечно, я знал больше
народа и должен был войти с ним в более жизненные сношения; но все это касалось главным образом (если не исключительно) моего журнала.
Уроки дома языков, музыки, учителя и репетиторы, вплоть до семинаристов, делали ученье
разнообразным и позволяли завязывать приятельские отношения со всем этим
народом, не исключая и семинаристов, являвшихся ко мне зимой в тулупах, покрытых нанкой.
Таковы были
разнообразные возгласы
народа, подстрекаемого Марфой и ее сообщниками.
Недоучившись в университете, где рамки программы стесняли, по его словам, богатырский полет его духа, а рутина преподавания лишь тормозила его на пути приобретения знаний, нужных для человека и «гражданина» — он особенно любил это слово и всегда подчеркивал его — желающего служить своему родному
народу, Мечев отдался самообразованию и действительно был ходячею энциклопедиею отрывочных и поверхностных, но за то самых
разнообразных знаний.
Такие были
разнообразные возгласы
народа, подстрекаемого Марфой и ее сообщниками.
Стали искать, в чем состоит различие
разнообразных религиозных разномыслий русского
народа.
В XVII столетии, когда образовался собственно так называемый раскол, как последствие реформ патриарха Никона, кажется, никому не приходило в голову, что в русском
народе кроются
разнообразные религиозные разногласия.
Народа в социологическом смысле просто не существует, он распадается на классы, подклассы, группы с
разнообразными интересами, с
разнообразной психикой.
Кроме грабителей,
народ самый
разнообразный, влекомый — кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, — домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики — с разных сторон, как кровь к сердцу — приливали к Москве.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах; в то время, когда ораторские таланты так быстро развились в
народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми
разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия; в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников; в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств, в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге.